О династии Демидовых

2015-03-01

Фамилия Демидовых не только имеет большое значение для русской истории, но и пользуется широкой известностью за пределами нашей страны. Быстро возрастающее благосостояние, щедрая благотворительность и большие услуги, оказанные представителями династии развитию русского горного дела, а также крайне неординарные характеры, поступки и чудачества некоторых из Демидовых неизменно обращали на себя внимание общества.

Самыми интересными и значимыми личностями из фамилии Демидовых являются, конечно, ее родоначальники - тульские кузнецы Никита и сын его Акинфий, жизни которых и посвящена данная статья. С момента начала уральского периода биографии наибольшее внимание привлекает к себе личность старшего сына Никиты - Акинфия, в то время как два младших сына первого Демидова не оставили ярких следов в истории горного дела на Руси. Акинфию, распоряжавшемуся делами от своего имени и от имени отца, Урал и Сибирь обязаны постройкой многочисленных заводов и рудников, а потомки – своими огромными капиталами, заработанными на этих территориях.
Мало найдется таких интересных эпох в истории России, как Петровское время и его реформы. С одной стороны, легендарная личность Петра, его непреклонный характер, могучая сила воли и решительные и суровые планы переустройства России, с другой,- обедневшая, не сильно развитая культурно страна, затерявшаяся среди болот и лесов, сурового климата, ощущавшая на себе татарский гнет, и недавно миновавший кризис власти. И действительно, суровый царь напрасно применял силу для «пробуждения» страны: в ней было еще недостаточно возможностей для принятия новых порядков и правил, она еще не оправилась от прежних забот.
Горное дело на Руси на данный период было в таком же печальном положении, как и другие отрасли хозяйства. Являясь, по количеству и качеству полезных ископаемых, одной из самых богатейших стран в мире, Россия в это же время была едва ли не самой беднейшей страной из -за недостаточной разработки горных богатств. Первый завод для выделки железа был построен правительством во время Михаила Федоровича, в 1628 году, в Тобольской губернии. Но, конечно, слово «завод»,— слишком значительно для простой кузницы, которой, в сущности, являлся вышеуказанный завод, в котором изготовлялось в небольших количествах плохое железо. Это находящееся в зачаточном состоянии производство металла было настолько незначительно, что далеко не удовлетворяло потребностей в нем, и до XVI века наша родина пользовалась привозным железом.

Но встреча Петра с Демидовым поставила вопрос о горном деле по- новому: она дала толчок частному предпринимательству и послужила причиной к основанию и развитию многих заводов в России.

История Демидовых, начинающаяся с простого кузнеца, работавшего у хозяина за алтын в неделю, и кончающаяся князьями Сан - Донато, обладателями миллионных доходов, собственниками больших коллекций художественных предметов и владельцами роскошного поместья Медичисо - Пратолино,- могла бы послужить интересным сюжетом для романтической легенды (правнук тульского кузнеца Акинфия, князь Сан - Донато, Анатолий, был женат на родной племяннице Наполеона I графине Матильде де Монфор). О детстве Никиты (родился в 1656 году) и Акинфия (родился в 1678 году) Демидовых мы не имеем сведений: история застает их уже взрослыми людьми. Мы знаем только, что отец Никиты, Демид Григорьевич Антуфьев, был крестьянин деревни Павшиной, около Тулы, и переселился в город для занятия кузнечным делом; известно еще, что Никита был еще мал, когда умер его родитель и очень любил свою старую мать, которой послал первые 5 алтын, заработанные в Туле, за то, что «поила и кормила его».

Был ли грамотен Никита Демидов - на этот счет не имеется точных указаний: при даче сведений о количестве имеющегося у него железа известному Василию Никитичу Татищеву и в других случаях он приказывал расписываться за себя своим приказчикам или сыну Акинфию. Существуют, однако, указания и на то, что он мог, с грехом пополам, читать и писать. Что же касается Акинфия, то он получил все то образование, которое могла ему дать тульская школа того времени: он умел читать и писать по - церковному, и долго у него все записи в торговых и заводских книгах велись церковнославянскими литерами.

Нельзя не отметить того, что если и плохо было образование первых Демидовых, как и большинства обитателей России в то время, то оно с блеском компенсировалось у них природной сметливостью и хитростью, которою отличаются многие русские люди, способностью к труду, энергией и технической сноровкой, приобретенной за годы работы в мастерских.

Относительно того, каким образом Никита оказался известен Петру, существует несколько версий. По одной из них, наиболее достоверной, Никита, во время проезда через Тулу какого-то из петровских вельмож (вероятно, Шафирова), не только исправил путешественнику испортившийся пистолет знаменитого оружейника Кухенрейтера, но и сделал другой по тому же образцу, нисколько не уступавший оригиналу. Шафиров тогда же обратил внимание царя на сметливого тульского оружейника. Петр, проезжая через Тулу из Воронежа в 1696 году, хотел заказать несколько алебард по иностранному образцу, и на вызов его явился только один Никита. При этом, по преданию, произошла следующая сцена. Царь, удивленный ростом, силою и статностью кузнеца, сказал, обращаясь к окружающим: "Вот молодец! Годится в Преображенский полк, в гренадеры!"

Стать солдатом тогда в глазах народа было одним из самых тяжелых наказаний, и немудрено, что Никита повалился в ноги грозному царю и стал просить, ради престарелой матери, помиловать его.

«Если таких 300 алебард сделаешь, то помилую»— сказал Петр.

Кузнец исполнил работу вдвое быстрее, чем назначил царь, и получил за нее тройную плату от Петра, умевшего быть и милостивым.
По другой версии- уже не Шафиров, а сам Петр отдал Никите для починки испортившийся пистолет Кухенрейтера. Когда кузнец исправил его и принес к царю, последний обратил внимание на великолепную работу и жалел, что у него нет мастеров, чтобы делать такое оружие.
«И мы, царь, против немца постоим!» — сказал Никита.

Царь уже не раз слышал эти ненавистные слова от своих московских бояр, к тому же он выпил анисовки, и не стерпел: он ударил в лицо Демидова и закричал:
«Ты, дурак, сначала сделай, а потом хвались!»

«А ты, царь, сначала узнай, а потом дерись!» - ответил Никита и подал Петру сделанный им новый пистолет, нисколько не уступавший по работе заграничному. Горячий царь смилостивился и извинился перед кузнецом.

Царь обрадовался, что отыскал такого диковинного кузнеца у себя на родине, поцеловал Никиту, подарил ему 100 рублей и сказал: «Постарайся, Демидыч, распространить свою фабрику, я не оставлю тебя!». И Петр, не терпевший откладывать дела в долгий ящик, тут же приказал отвести Демидову в 12 верстах от Тулы, в Малиновой Засеке, несколько десятин земли для добывания железной руды и жжения угля.

Таким образом, при помощи царя, увидевшего в Никите предприимчивого мастера, Демидов построил в устье реки Тулицы большой железный завод с вододействующими машинами и стал поставлять в казну, по низким ценам, хорошего качества ружья, не уступавшие иностранным, и в Пушкарский приказ - военные снаряды. Царь не забывал своего любимца и в 1701 году позволил ему увеличить завод, отдал в собственность стрелецкие земли около Тулы и для выжига угля приказал отвести в Щегловской Засеке полосу во всю ширину ее и на пять верст в длину, с правом копать руду в Малиновой Засеке только одному Демидову. Таким образом, великий царь по отношению к предпринимателю практиковал «протекционистскую» систему, и завод счастливого кузнеца был вполне обеспечен и материалами, и сбытом своей продукции.
Впрочем, Петр, ставя всегда полезные для государства меры на первый план и не стесняясь прежними своими распоряжениями, скоро запретил «Демидычу» рубить в Щегловской Засеке клен, дуб и ясень, необходимые для постройки многочисленных кораблей. Это обстоятельство, послужило причиной события, которое и выдвинуло Демидова, доставило ему в истории горного дела России одно из самых почетнейших мест и, вместе с тем, дало фамилии Демидовых то колоссальное богатство, которое могло обеспечить их царскую роскошь.

Демидовых ждал к себе пустынный Уральский хребет со своими знаменитыми горами, состоящими из сплошной великолепнейшей руды, с неисчерпаемыми минеральными богатствами, с золотыми и платиновыми россыпями. А за Уралом были сибирские степи и горы, еще более пустынные и ждавшие предприимчивых первопроходцев.
Уральская горная цепь, разделяющая Европу и Азию, давно была известна своими минеральными богатствами и в руках знающего горное дело населения могла бы давно уже давать громадное количество металлов. В ее недрах и в долинах ее рек встречаются, без преувеличения, все представители минерального царства, начиная с каменного угля и заканчивая алмазами.

Хотя на Урале и были построены казенные заводы еще при Алексее Михайловиче - они работали крайне непродуктивно, часто останавливались, изделия их обходились дорого, а производительность была ничтожной.

В 1696 году верхотурский воевода Протасьев представил Петру Великому образцы магнитной руды с реки Тагил и железной - с реки Нейвы. Руды оказались превосходного качества и содержали большое количество железа. А Демидов, приготовив из полученной руды несколько ружей, замков и бердышей, объявил, что невьянское железо не хуже шведского, пользовавшегося общеевропейской известностью. Царь, у которого дело, что называется, горело в руках, построил в 1698 году завод на Нейве. Тогда-то в голове смелого тульского кузнеца и родилась мысль перенести свою главную деятельность в далекий, пустынный, но богатый край.
По одному из рассказов, царь был в Москве и садился за обед со своими приближенными, когда ему доложили о приходе Демидовых - Никиты и сына его Акинфия, которого Петр уже и раньше знал. Кузнецы были в простых «кожанах», но царь посадил Демидова с сыном за свой стол. Никита стал просить об отдаче ему Невьянских заводов, и царь согласился на его просьбу.

По поданной в Сибирский приказ просьбе Демидова, заводы на Нейве и Тагиле (Невьянские и Верхотурские), с огромными пространствами лесов и земель, со знаменитой Магнитной горой были отданы просителю. Со времени этой передачи заводов «Никите Демидову» (как писалось в грамотах) тульский кузнец, вместо прежнего прозвища - Антуфьев,- именуется уже Демидовым.

За все полученное богатство Никита должен был уплатить казне, в течение пяти лет, железом, по условной цене, стоимость заводов, что он и сделал гораздо быстрее: всего за три года. Этой знаменитой грамотой, Никите дано было дозволение, распространенное и на других заводчиков, покупать для заводов людей и отводить им земли. Право это, ввиду того обстоятельства, что в глухих местностях Урала и других русских окраинах было мало вольных рабочих, являлось крайне важным для заводчиков и послужило основанием к созданию тех колоссальных богатств, которые были составлены торгово - промышленными людьми вроде Походяшина, Твердышевых и Баташева.
Сам Никита, изготовлявший в Туле в 1702 году для Петра, 20 тысяч ружей, не мог отправиться в свои новые владения, и его поверенный в мае 1702 года принял Невьянские заводы. Затем немедленно туда же, в сопровождении 12 лучших тульских мастеров, отправился и Акинфий, ставший позднее единственным распорядителем заводов. В июне того же года сам Никита ненадолго съездил на Урал.

Петр в конце этого же 1702 года послал на Невьянские заводы думного Виниуса, знатока и любителя горного дела, осмотреть заводы и передать инструкции заводчику. В грамоте, переданной Виниусом Демидову, заключалось много интересного и указывалось на то, чего ждет царь от своих подданных. «Памятовать тебе, Никите, что такие тебе заводы отданы,- говорилось в грамоте,- у руд, каковых во всей вселенной лучше нет, за твою верную службу. А при заводах - леса, земли, хлеба, живности». В грамоте указывалось и на то, что Никита обещался исправно и дешево поставлять в казну воинские припасы; в заключение эта же знаменитая грамота давала право Никите наказывать ленивых заводских людей, но с тем, чтобы он «не навел на себя правых слез и обидного воздыхания, что пред Господом - грех непростительный». Увы, это гуманное пожелание не осуществилось: много тяжелых страниц заключает в себе история заводского дела на Руси и много на заводах Демидовых проливалось «правых слез» и слышалось «обидных воздыханий».

Не находя рабочих и не имея еще много своих крепостных, Демидовы просили царя о приписке к заводам окрестных сел и деревень, и Петр, убедившись в полезной деятельности Демидовых, «для умножения их заводов», 9 января 1703 года приказал приписать к ним на работу Аятскую и Краснопольскую волости и монастырское село Покровское с деревнями (в Верхотурском уезде), со всеми крестьянами и угодьями. За эту щедрую подачку Демидовы платили ежегодно железом ту сумму, которая вносилась прежде крестьянами приписанных сел в казну и монастырь.

Таким образом, Демидовы, по милости царя, приобрели за бесценок заводы и сделались владельцами богатейших в свете рудных месторождений, громадных пространств леса, земель, бесчисленных угодий; в их власть были отданы «приписные», а, благодаря покупкам, заводчики сделались собственниками тысяч душ крестьян.
Говоря о льготах, дарованных Демидовым, не нужно забывать еще и того, что заводчикам не приходилось искать рынка для сбыта своих произведений: этим рынком была вся Россия, нуждавшаяся в железе, а также и казна, куда кузнецы поставляли в продолжение десятков лет военные припасы, железо и сталь. Нужно еще принять во внимание и то обстоятельство, что у владельцев невьянских богатств было мало конкурентов: до них частных заводчиков было немного и только удачный пример Демидовых заставил броситься на Урал целые толпы предприимчивых людей, в числе которых немало было и авантюристов.

Петр оказался самым крайним протекционистом и не жалел сил для того, чтобы создать горную промышленность на родине. И, кажется, трудно осуждать за это великого царя, положившего начало такой горной политике. Без этих льгот и жертв, вероятно, многие богатства страны были бы, так сказать, лишь в потенциальном состоянии.
Хотя имя Никиты и упоминается в актах, относящихся к деятельности этих заводов, но всем в сущности заведовал Акинфий. Первое время он довольно оставался в своей уральской столице — Невьянском заводе, расположенном на реке Нейве, в 83 верстах от теперешнего Екатеринбурга. До сих пор еще стоит в этом заводе каменный дом, построенный крепко тульскими кузнецами. От его стен и всей обстановки веет глубокой стариной. Все сделано из дуба, камня и железа. Комната, где жил Никита во время приездов в Невьянск, была устроена в акустическом отношении так, что владельцу все, говорившееся в доме, было слышно. Старый кузнец, бывший в молодости шутником и весельчаком, уже, видимо, почуял вкус к власти и приобретал привычки деспота. Акустическая комната выдавала ему виновных и их постигали суровые наказания. Старик был крутого нрава и не терпел непослушания и лени.

В одной из комнат старого дома до последнего времени находился портрет Никиты Демидова. Редко попадаются такие характерные лица: кузнец жилистой рукой придерживает кожан, другою — опирается на костыль; суровое лицо, с сумрачными глазами, глубоко сидящими в орбитах, напоминает худобой и желтизною лица аскетов. Этот портрет снят уже со старого Никиты, когда житейские бури успели избороздить лоб его глубокими морщинами.

Впоследствии Акинфий Никитич построил в Невьянске высокую каменную башню, исполняющую скромное назначение пожарной каланчи. Под башней есть кладовые и подземелья с многочисленными ходами. В те далекие времена жестоких нравов и господства грубой силы подземелья башни исполняли далеко не мирную миссию. Они были застенком, где пытали подозреваемых и виноватых. Эта знаменитая башня (28 сажен высоты) пользовалась печальной славой в народе. По преданиям и рассказам старожилов, в ней замуровывали людей и держали в колодках и цепях опасных преступников. Много могла бы передать страшных легенд эта башня, служившая, как увидим ниже, Акинфию монетным двором для чеканки монеты, когда он открыл знаменитые алтайские серебряные рудники. Во время наезда ревизоров для открытия на заводах беглых, туда, в подземелья башни, запирали ссыльных и каторжных, - которых никак нельзя было показать за купленных крестьян,— и спускали, если нужно, из шлюзов Невьянского пруда воду, чтобы схоронить концы и не отвечать перед властями.

У Акинфия закипела работа: застучали на Верхотурских заводах сотни молотов, задымились печи. В течение своей деятельности на Урале Акинфий, вместе с отцом и один, построил не менее 10 железоделательных и чугуноплавильных заводов, из которых некоторые, как, например, Нижнетагильский, по своим изделиям приобрели громкую европейскую известность. Демидовское сортовое железо, точно так же как и яковлевское листовое, до сих пор еще имеет мало соперников.
Новые заводы исправно поставляли по низким ценам в казну большое количество военных припасов, пушек и «фузей». При отправке на уральские заводы Никите было дозволено взять по выбору двадцать лучших посадских кузнецов из Тулы. У него же на заводах работали ссыльные поляки и шведы, из которых потом образовалась особая слобода при Невьянском заводе.

В 1709 году тульскому кузнецу Никите было пожаловано личное дворянство: он назначен комиссаром по Верхотурским заводам, а 21 сентября 1720 года возведен в потомственное дворянство, которое, по смерти Никиты, грамотой Екатерины I в 1726 году было распространено и на детей покойного комиссара, с привилегией, «против других дворян».

Возвышение и богатство Демидовых, конечно, не давали спать их недоброжелателям. Но, сильный доверием царя, кузнец выпутывался из кляузных сетей. Допекали Демидова и фискалы. Для «умножения государевых доходов» царь учредил должности «прибыльщиков», или фискалов. Эти «прибыльщики» должны были всеми силами стараться приумножить достояние государственное, что, однако, не мешало им набивать собственные карманы и часто жестоко за это платиться. Эти «государевы очи» разыскивали «тайно и явно»: о кражах казны, утайках и злодеяниях казенных и частных лиц. Понятно, что эти господа злоупотребляли своею властью и придирались ко всему, что могло им обещать поживу, так как, в случае успешности доноса, и на их долю перепадали немалые крохи.
— Заводы, яко малое детище, требуют ухода за ними и хозяйского глаза,— говорил Никита.
Но это «малое детище» дало возможность когда-то бедному тульскому кузнецу преподнести в 1715 году «на зубок» родившемуся царевичу Петру Петровичу, кроме драгоценных вещей и великолепных сибирских мехов,— 100 тысяч тогдашних рублей. О такой громадной сумме прежде, вероятно, и мечтать не мог работавший когда- то в Туле за алтын в неделю кузнец.

Посмотрим теперь, что еще делали Демидовы на Урале. Кроме постройки новых и расширения старых железных заводов, им пришлось заботиться и о лучших способах доставки в далекую страну, в Москву и новую столицу, своих изделий. Демидовы позаботились привести дороги в порядок, так что путешествовавшие впоследствии по Уралу находили, что нигде не было таких хороших сухопутных дорог, как демидовские, проложенные, казалось, в самых непроходимых местах.
Помимо всего этого известно, что Акинфием была начата добыча и обработка гранита, а также великолепных порфиров и яшм, которыми так славятся Алтайские горы. А у потомков Акинфия имеются драгоценные коллекции всевозможных представителей горного мира и неоценимые, по своей редкости и научному интересу, «раритеты», как, например, громадные самородки платины.

Демидовы, не боясь закона или надеясь увильнуть от него, что и удавалось им не раз, слишком широко пользовались правом приема «пришлых», в категорию которых они довольно смело и оригинально включали бежавших из тюрем и ссылки, а также от владельцев, и дезертировавших рекрутов и солдат. За эти действия полагались тяжелые наказания, и, вероятно, если бы Петр знал об этом, то и он не пощадил бы «Демидыча» с сыном за такие проделки. Нужно еще сказать, что с раскольников брался двойной подушный оклад. Но Акинфий не стеснялся ничем: кроме беглых и бродяг всяких разборов, его заводы были центром раскола, и до сих пор еще почти все бывшие демидовские заводские слободы на Урале наполнены раскольниками. «Старообрядцы» и «раскольники», преследуемые властями, шли толпами к Акинфию и находили у него верный приют: заводчику нужна была дешевая рабочая сила и не было никакого дела до того, как они крестятся - двумя или тремя перстами, и во что веруют.
Обратимся теперь к положению «приписных» к заводам крестьян и отношению к ним различных представителей рода Демидовых. В заводском деле при громадной производительности, при усовершенствованных машинах, дающих большую экономию, при новейших технических приемах, специализации и централизации труда могут и в наше время создаваться большие состояния.

Созидание славы и капиталов Демидовых непосредственно руками рабочей массы напо-минает в известной степени картину постройки трудами рабов гигантской пирамиды Хеопса. Эти господа старались приравнять приписных к своим крепостным и отягчали их непосильными работами. Многие и из Демидовых были грозными помещиками, и их отношения к своим крепостным, приписным и заводским (посессионным) крестьянам отмечены печатью жестокости.
Про отношения к крестьянам родоначальников Демидовых, Никиты и Акинфия, мы имеем очень мало данных, но во всяком случае эти «железные» люди были не из мягких владельцев. Может быть, как вышедшие из крестьянства, как хорошие хозяева и не вошедшие еще во вкус обладания приписными,- они не позволяли себе особых жестокостей: были «строги, но справедливы». Зато многие их потомки завоевали себе в этом отношении печальную славу, и из всех первенство нужно отдать младшему сыну Никиты Демидова - Никите Никитичу и сыновьям последнего - Евдокиму и Никите. К этим именам мы можем еще присоединить и младшего сына знаменитого Акинфия - Никиту Акинфиевича, грозного рабовладельца, переписывавшегося с Вольтером.

Никита Никитич в предписаниях своих заводским управителям приказывал «рассекать плетьми в проводку» рабочих и приказчиков за малейшие упущения и грозил «искоренить род и не оставить праху канальского, упрямого и нечестивого». И эти страшные угрозы не оставались пустыми словами: виновные томились в заводских подвалах с женами и детьми, в колодках и цепях, и получали жестокие наказания.

Слава этих Демидовых как грозных владельцев была так страшна, что крестьяне покупаемых ими вотчин ни за что не хотели быть их крепостными и выдерживали даже кровопролитные битвы с войсками, приводившими их к покорности, предпочитая смерть господству над собою жестоких заводчиков, как это было, например, при покупке Никитой Никитичем у князя Репнина имения в Обоянском уезде (1751 год), в Калужской губернии и в селе Русанове Тульской губернии.
Теперь мы должны сказать несколько слов о лице, с именем которого связано возбуждение вопроса о «пришлых людях» Демидова и борьба с которым дорого обошлась даже такому всесильному и несокрушимому человеку, каким был Акинфий. В этой борьбе лучше всего обнаруживаются свойства характера энергичного основателя колоссального богатства Демидовых.

В 1720 году на уральские казенные заводы был назначен начальником известный историк и вместе знаток горного дела Василий Никитич Татищев. Не всегда безупречный по части бескорыстия, Татищев, в деле спора с Демидовым, все-таки старался стоять на страже государственных интересов и если не успел насолить Акинфию, то только потому, что тот был силен личным доверием государя. Татищев, одним словом, принадлежал к породе людей, которым опасно было класть «палец в рот». Столкновение таких двух противников, как Татищев и Акинфий, не могло повести к добру.

Властолюбивый и энергичный Татищев встретил в Акинфии не менее сильного и ловкого соперника. С таким человеком, как Акинфий, борьба представляла и немалую опасность: у него на заводах были тысячные толпы рабочих, дисциплинированных суровыми заводскими порядками и способных по приказанию своего неограниченного властелина на всякое насилие, что не раз и случалось по отношению ко многим лицам, которыми невьянский «державец» был недоволен. Грозный Акинфий, не знавший никакого местного начальства, не исключая и сибирских губернаторов, прямо гнал со своих заводов присланных к нему с указами воевод начальников.
— У твоего воеводы один указ, а у меня в руках другой указ — государев,— говорил Акинфий и уходил от послушания под одним, впрочем, сильным предлогом «исполнения государева дела по изготовлению корабельного железа». Он и смотреть не хотел на Татищева, не изменил привычки «поворачивать по-своему» и поступал с Василием Никитичем грубо и высокомерно.

Акинфий захватывал открытые другими лицами рудники, без церемонии сгоняя с них прежних открывателей; и это он делал не только с частными людьми, но и с представителями казны. Когда им был захвачен медный рудник при Чусовой, разрабатывавшийся рабочими Уктусского казенного завода, то Татищев послал своих подручных подьячего Гобова и фискала прапорщика Поздеева за объяснениями, но приказчик Демидова грубо сказал посланным, что «ответа им никакого не будет. Мы капитану (Татищеву) не послушны, указов его не принимаем и ему до нас дела нет. Если нужно что,- пусть сам едет... А посланных с указами будем в кандалах держать, в тюрьме, до приезда хозяина».

Когда Татищев получил указ берг-коллегии о взимании с заводчиков десятины с металлов в казну, он сейчас же послал Демидову «указ» от себя и приказывал составить ведомость о железе и привезти ее самому заводчику в Уктус. Но, понятно, Демидов не поехал: он не хотел допустить даже мысли, что Татищев смеет ему «указывать». Акинфий ответил коротко: «Когда пришлется указ от берг-коллегии, мы тогда готовы платить». Указ Татищева назван «отпискою». Этого не могло вынести чиновничье сердце Татищева, привыкшего к установленным канцелярским формам: он разразился сильною жалобою в берг-коллегию, которая приказала: «Демидовым быть послушным законным требованиям Татищева, писать ему «доношениями» и особых указов себе от коллегии не ожидать». Татищев не унывал: он сыпал в берг-коллегию грозными жалобами на Демидова. Однако, к великому удивлению ревнителя казенных интересов, жалобы его не доходили по назначению, в чем он, кажется, не без основания подозревал Акинфия, посылавшего погоню за курьерами Татищева и отнимавшего у них, часто при жестоком истязании, бумаги, изобличавшие деяния заводчика.
Его политика заключалась в том, чтобы всячески мешать деятельности ненавистных ему «государевых заводов», в чем он и успевал, портя припасы казны и затрудняя отправку казенных караванов. Дошло до того, что служащих на царских заводах он подвергал у себя формальному наказанию кнутом и бил их «смертным боем». Когда по этим поводам Татищев посылал к Демидову для «розыску» чиновников, то Акинфий без церемонии выпроваживал их, говоря, что «ему-де с капитаном много говорить нечего».

Но, вероятно, приезд более миролюбивого Никиты подействовал на Акинфия отрезвляющим образом, а может быть, Демидовы почуяли силу в Татищеве и испугались угроз берг-коллегии,— только отношения врагов с этого времени стали мягче. Акинфий, как и прежде, выпроваживал посланных, отказываясь дать нужные сведения «за недосугом по великому государеву делу». Наконец, после всевозможных уверток и «противностей», уже Никита, сделав переписные ведомости, уговорил подписать их посланного за ними дворянина Вильянова. Затем он удержал эти ведомости и, спустя уже долгое время, сдал их в берг-коллегию. При этом нетрудно было, конечно, схоронить концы в воду, и крестьяне его все оказались законно принятыми и купленными.

В заключение рассказа о столкновениях Татищева с Акинфием не можем не привести сохранившегося в документах разговора Петра с историком,— разговора, вполне характеризующего взгляды на службу как на «кормление». Когда Петр, по дошедшим до него слухам о взяточничестве историка, прямо спросил об этом последнего, Татищев не отпирался и на основании текста из апостольских посланий доказывал царю, что насильно брать и вымогать - грех, а брать «в благодарность» - законно. И Петр, кажется, не прочь был согласиться с этой точкой зрения. Если и такие выдающиеся люди, как Татищев, смотрели снисходительно на «мзду», то о других и говорить нечего: взятка была одиннадцатою заповедью всего чиновничества.

Увеличение богатств и могущества Демидовых

Жизнь Никиты Демидова во многом круто изменилась с его возвышением, и несомненно для скромного старика многое в новой обстановке было не по сердцу. Постоянные встречи с властями, вельможами, боязнь подвоха и доноса должны были его сильно утомлять, мы постоянно видим его то самолично распоряжающимся в заводских мастерских, то в постоянных разъездах по уральским и тульским владениям, то, наконец, в Москве и новой столице по «государеву делу». Его суровый и жесткий характер тоже мало изменился: поблажек он не допускал, пьяных не терпел и подвергал их тяжелым наказаниям,- за все проступки виновные имели в нем строгого судью. Насколько известно, по сохранившимся данным, его семейные отношения имели тот же суровый оттенок, и только к сыну своему Акинфию, видя в нем, вероятно, крупную силу, старик питал более нежное чувство, смешанное с уважением. Но, к чести Никиты, нужно сказать, что возвышение не вскружило ему головы, он не кичился своим дворянством и богатством и был врагом роскоши, в чем на него далеко не походили его потомки.

В ряду имен, оставивших яркий след в истории градостроительства Москвы, научного и культурного развития города, особое место также принадлежит роду Демидовых.
Золотыми буквами вписано имя их в историю Московского университета. Уже при самом основании университета в 1755 году братья Прокофий, Григорий и Никита Акинфие-вичи Демидовы подарили ему 13 000 рублей, а через два года еще 8 000. Если учесть, что годовое содержание университета из казны составляло 15 000 рублей, то только суммы демидовских пожертвований было достаточно для полуторагодовалого существования нового высшего учебного учреждения. В 1759 году братья Демидовы передали в дар университету минералогический кабинет из 6 000 предметов, в том числе знаменитую коллекцию И. Генкеля. Большую помощь при строительстве нового корпуса на Моховой оказал Никита Акинфиевич Демидов, безвозмездно поставивший железо для кровли здания и укрепления его стен. Первые именные стипендии в университете были созданы на средства Прокофия Акинфиевича Демидова, на его же пожертвования был приобретен дом для университета, а переданные его наследниками 4 500 листов собранных им гербариев составили основу университетского ботанического собрания.

На пожертвования Павла Григорьевича Демидова в университете впервые в России были созданы кафедра натуральной истории (ныне Зоологический музей МГУ) и Музей ес-тественной истории (ныне Государственный геологический музей им. В.И. Вернадского). Им же в дар университету были переданы 100 000 рублей, редкие коллекции по естественной истории и минералогии, собрание медалей и монет, художественные редкости, а также библиотека по различным отраслям знаний.
К несчастью, все эти богатые собрания практически полностью погибли в пожаре Москвы 1812 года. Когда год спустя университет обратился к благотворителям с просьбой о пожертвовании книг и других учебных пособий для восполнения потерь, на нее немедленно откликнулся двоюродный брат Павла Григорьевича Николай Никитич Демидов. Он передал в дар Московскому университету естественно - научную коллекцию из 3 000 экспонатов, за что и был избран его почетным членом.

С именем Прокофия Акинфиевича Демидова в Москве связано строительство целого комплекса зданий Московского воспитательного дома на улице Солянке, на что было по-жертвовано около 4 000 000 рублей, и открытие при нем в 1772 году первого в России Ком-мерческого училища для купеческих детей. Также в Москве во всей полноте представлено архитектурное наследие Демидовых. Московские дома и дворцы, созданные для различных представителей этого рода выдающимися русскими архитекторами П. Иестом, Ф. Аргуно-вым, М.Казаковым, О. Бове, признаны архитектурными шедеврами.

В их числе дом П.А. Демидова на Ленинском проспекте, где ныне размещается Пре-зидиум Российской академии наук. Особняк был построен в середине XVIII века предполо-жительно по проекту архитектора П. Иеста и входил в состав фамильной усадьбы «Нескуч-ное», главной достопримечательностью которой был огромный ботанический сад с пятью тысячами видов растений, подаренный после смерти владельца его наследниками городу Москве.
К числу уникальных памятников гражданской архитектуры Москвы XVIII века отно-сится и здание на Гороховском переулке, построенное по проекту М.Ф. Казакова, известное как «Дом Демидовых в Басманной слободе». Постройка ансамбля закончилась в 1791 году. С тех пор дом известен как один из лучших московских особняков эпохи классицизма, а также как уникальный образец отделки интерьера.

Самыми интересными в доме были парадные или «Золотые комнаты», представляю-щие собой анфиладу покоев на втором этаже здания и получившие свое название из-за бога-того резного позолоченного декора, покрывающего порталы, деревянные щиты над окнами и дверями, наличники, рамы зеркал и мебель. Последним владельцем усадьбы был Николай Иванович Демидов, генерал от инфантерии, директор Пажеского корпуса и всех военных заведений России. После его кончины (1833 г.) за неимением прямых наследников дом и усадьба переходили к разным владельцам, а в 1858 году были приобретены Межевой канце-лярией для устройства учебного заведения. Ныне этот красивейший ансамбль принадлежит Московскому государственному университету геодезии и картографии.

К этому следует добавить, что в ведущих музеях Москвы хранятся и экспонируются картины и скульптуры из фамильного собрания Демидовых. Наиболее богат «демидовский фонд» в Государственном Историческом музее, который располагает большим числом жи-вописных и графических портретов различных представителей рода Демидовых, литогра-фиями, гравюрами, эстампами, рисунками и даже чертежами с изображениями принадлежа-щих им заводов, усадеб и вотчин. Портреты Демидовых работы Х.-Г. Гроота, Л. Токке, Д.Г.Левицкого можно увидеть в Музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина и в Третьяковской галерее, где экспонируются также скульптурные портреты Никиты Акинфие-вича и Александры Евтихиевны Демидовых, созданные великим Федотом Шубиным.

Богаты ценнейшими документами о жизни и деятельности представителей демидов-ского рода и московские архивы. Российский архив древних актов (РГАДА) располагает ог-ромным корпусом печатных и рукописных «демидовских документов», насчитывающим более десяти тысяч единиц хранения. Материалы их хозяйственного архива Демидовых хра-нятся в Отделе письменных источников Государственного исторического музея. Многими интересными материалами располагают Рукописный отдел Российской Государственной библиотеки, а также Военно-исторический архив, где можно найти послужные списки всех Демидовых, когда-либо служивших в русской армии.
Рассказ о «демидовской территории» будет неполным, если не упомянуть о подмос-ковных усадьбах Демидовых. Одна из них – Петровское - Алабино принадлежала Никите Акинфиевичу Демидову, где по его заказу великим Матвеем Казаковым были построен гос-подский дом и Петровская церковь, в склепе которой похоронен сам Н.А. Демидов, его жена Александра Евтихиевна и дочь Екатерина. Сейчас там мало что сохранилось. От дворца, последними владельцами которого были князья Мещерские, остались лишь руины. Петровская церковь находится в запустении, а могилы Демидовых еще в дореволюционное время были разграблены.
Вторая усадьба «Алмазово», построенная также Н.А. Демидовым, позже принадлежа-ла его сыну, Николаю Никитичу. Здесь были построены господский дом, церковь и разбит регулярный парк с прудами, каналами, беседками и пр. Сейчас на ее месте силами энтузиа-стов построен новый храм, а о былой красоте парка, занимавшего несколько гектаров, напо-минают лишь небольшие канавки, заполненные водой.